— …и предупредить, что с таким отношением к общине тебе придется сложно! — продолжил… дядька Пахом!

Я потерял дар речи, так как от него удара в спину не ожидал. Однако буквально через пару мгновений пришел в себя и демонстративно пожал плечами:

— Мое отношение к общине не изменилось: я делал то, что должно, делаю то, что должно, и буду делать то, что должно. Следовательно, любая «сложность» может исходить только от вас. А на эти «сложности» я буду реагировать так, как привык. На этом обсуждение моей личной жизни считаю оконченным. Если, конечно, кто-либо из вас не вызовет меня на поединок! Что, таких нет? Замечательно. Тогда минуточку внимания: о том, что по дороге к новой границе магофона Той Стороны мы с Язвой и покойной дочкой Бестии уничтожили два обелиска корхов, вы, наверное, уже поняли. Поэтому озвучу новость посвежее и посерьезнее: обелиск, мимо которого мы прошли на пути сюда, охранялся по новой схеме…

— Сын, эта «новая схема» вскрывается на раз! — вздохнул отец. — Точнее, игнорируется. Берешь станковый арбалет и болты с достаточным зарядом термитной смеси, засовываешь в грузовую бляху…

— …и умираешь при попытке выйти на дистанцию стрельбы! — перебил его я. — В ваших боевых группах нет ни одного сильного природника, а я смог засечь «скрытника», прятавшегося под чрезвычайно сложным комплексом маскировочных заклинаний, только потому, что стоял на месте и рвал жилы, вслушиваясь в ауру леса!

— Скворец и его парни!!! — хором выдохнуло человек семь-восемь, а дед посмотрел на часы и скрипнул зубами: — Они должны были отстреляться ровно в девять, а сейчас одиннадцать с минутами.

— Падения плотности не было… — зачем-то сообщил Генрих Оттович, поиграл желваками и снова вспомнил обо мне. Увы, совсем не в том ключе, на который я рассчитывал: — Спасибо за новость. Примем во внимание. Можете быть свободны.

Я с хрустом сжал кулаки, встал, протянул руки своим женщинам и… услышал голос начпрода Базы с говорящим прозвищем Грымза:

— Дарья Ростиславовна, а что это вы нам так ни слова и не сказали? У вас в кои веки отнялся язык?

Ответить на эту реплику не успел, так как в середине первой фразы что-то вякнул Стас Жерехов, и дед, сидевший рядом с ним, воткнул урода мордой в стол. Зато Долгорукая неторопливо повернулась к злоязыкой жабе и пожала плечами:

— Мой мужчина сказал все, что считал нужным. Мне этого достаточно. Но персонально для вас могу добавить еще несколько утверждений: я, Дарья Ростиславовна Воронецкая, клянусь Силой, что ненавижу моего бывшего мужа и отомщу ему за убийство дочери; что живу Ратибором Игоревичем Елисеевым и пойду за ним хоть на край земли; что от всей души помогала вам, засечникам, в бытность свою Императрицей, не планировала и не делала ничего во вред общине засечников, а сегодня пришла не на Базу, а с Елисеевым и к Елисеевым!

— Этого мало… — сдуру заявила Соколова, и окончательно вывела из себя мою матушку — озверевшая родительница перескочила через два ряда кресел, метнулась к Грымзе, вцепилась ей в глотку, выдернула эту тварь из-за стола, протащила через половину зала и бросила к нашим ногам:

— Охамела из-за того, что мой сын не трогает даже таких ублюдочных баб, как ты?! Зря: если ты, старая склочная сука, не вымолишь прощения у Ратибора и его женщины, то тебя выверну наизнанку я…

…Из зала Совета я вышел в отвратительнейшем настроении. В коридоре отпальцевал спутницам приказ следовать за мной и ломанулся в мастерскую к деду. Пока шел, здоровался с теми немногими общинниками, которые попадались на пути, но не забалтывался, так как побаивался, что сорвусь из-за любой «кривой» фразы. Добравшись до вотчины артефакторов, огляделся чувством леса, отрешенно отметил, что на своих рабочих местах находятся только четверо «маньяков», приложил руку к нужному сканеру, прошел проверку, завел «своих женщин» в персональное логово деда и попросил немного подождать.

Они без лишних слов опустились на продавленный диван и о чем-то тихо зашептались, а я положил на рабочий стол старшего родственника бляхи с самыми ценными материалами. Затем достал из перстня чистый экземпляр карты Забайкалья, нашел на ней долину, в которой располагалось озеро Мечты Безумного Рыболова, вооружился карандашом и поставил жирную точку на нужном берегу крошечного овала. После чего перевернул лист, нарисовал схему поиска тайника с остальными «грузовыми» бляхами и накидал список из десятка самых «вкусных» позиций из их содержимого.

Закончив, прислушался к себе, пришел к выводу, что все еще слишком зол, и повел спутниц к Степановне. Благо, все равно собирался к ней заглянуть и не видел причины перекладывать визит на другое время.

Самая сильная целительница базы встретила нас тяжелым взглядом, по очереди оглядела каждого с головы до ног, хмуро ответила на приветствия, тяжело встала из-за стола и требовательным жестом отправила меня на операционный стол. Спорить с ней было бы идиотизмом, и я молча сделал то, что просили, а через шесть-восемь минут вдумчивого осмотра услышал удовлетворенное ворчание:

— Не дурак и не трус. Что радует. Продолжай в том же духе, и будет тебе счастье. Или не будет, но по какой-нибудь другой причине…

— А чуть понятнее можно? — осторожно поинтересовался я, вставая, и получил сначала подзатыльник, а затем «чуть более понятный» ответ:

— Если есть возможность, то сливай Суть и дальше. Можно в чуть более жестком режиме. А тушку береги. Хотя залечили ее достойно…

От слов благодарности отмахнулась и тем же требовательным жестом пригласила на мое место Шахову. С ней возилась подольше. А после того, как закончила осмотр, угрюмо посмотрела на меня:

— Значит, так: заикнешься кому-нибудь о том, что сотворил со своей бабой, вырву язык и заращу место отрыва! Покажешь ее любому другому целителю — прибью всех троих. Перестанешь тянуть туда, куда тянешь — спущу шкуру и посыплю солью! Ты меня понял?!

Я утвердительно кивнул, и Степановна, приложившись ко мне еще раз, переключила внимание на женщин:

— Так, ты, тощая, молись на Баламута по десять раз на дню, а ты, лысая, дуй на ее место! Та-а-ак, а покажи-ка свое личико поближе… Хм… а ты у нас, часом, не Долгорукая?

— Была таковой, да перестала… — равнодушно ответила Бестия, как-то уж очень спокойно отреагировав на хамскую манеру общения целительницы. — Так что теперь я опять Воронецкая и ЗА Баламутом.

— А че так?

— Бывший пытался убить меня, но сжег мою дочку на моих глазах. А этому парню я должна Жизнь за… несколько жизней.

— Тварь!!! — гневно выдохнула хозяйка кабинета, несколько мгновений невидящим взглядом смотрела в стену и играла желваками, затем вернулась в реальность и нахмурилась: — Че сидим? Приказ не ясен?

Дарья Ростиславовна вопросительно посмотрела на меня, дождалась кивка и встала. Что заставило Степановну довольно оскалиться:

— Умница! Продолжай в том же духе. А теперь ложись. Та-а-ак, что тут у нас? Да уж, девонька, потрепало тебя неслабо… Последние ранения лечила, видать, тощая?

— Угу.

— Ручки, определенно, не из задницы. И старалась от всей души. Будет время — поклонись в пояс, чай, не переломишься. А коновалов, занимавшихся тобой до нее, при случае оскопи и удави. Желательно вместе с мужем: без его ведома они не рискнули бы убирать симптомы имевшихся проблем и так тщательно маскировать развитие процессов, медленно, но верно тащивших тебя в могилу!

— С-суки… — прошипела Долгорукая и прикусила губу.

— Они самые! — злобно подтвердила целительница и шлепнула ее по подбородку: — Не уродуй губы — они еще пригодятся. Не тебе, так твоему новому мужику. А теперь выброси из головы весь негатив и расслабься — верну для него в норму и все остальное…

Лечила порядка сорока минут, слив какой-то нереальный объем Жизни. Закончив, удовлетворенно полюбовалась результатами, сообщила, что, кроме всего прочего, подстегнула рост волос, вгляделась в ядро и подобралась:

— Оп-па!!! Эй, мелкий, подь сюды! Я смотрю, ты и в эту вливаешься?!